"Я театральный актер"

Владимир Горянский — замечательный многогранный актер, способный перевоплотиться в любой образ. Все его роли очень характерны и никогда не остаются незамеченными. Наша встреча состоялась в Театре Драмы и Комедии на Левом берегу, где он работает уже много лет.

— Владимир Викторович, расскажите, пожалуйста, где Вы родились, и кто по профессии Ваши родители.
— Родился я в Луганской области, в городе Стаханове. Отец — шахтер, мама — домохозяйка. Отец зарабатывал деньги, а мама воспитывала детей (нас было четверо, я был младшим), занималась хозяйством.

— А актеров в семье не было?
— Нет. Мой старший брат очень хорошо играл на баяне, в семидесятые годы на свадьбе всегда был баянист, его часто приглашали.

— А Вы в музыкальную школу ходили?
— Нет. Я сначала был в школьной самодеятельности, потом ходил в Дом пионеров. Потом учился в театральном училище в Днепропетровске. Затем в Театре имени Горького в Днепропетровске, в Севастопольском театре, опять в Днепропетровске, а потом перебрался в Киев.

— То есть Вы долго не выбирали, куда пойти, знали, что будете актером. А, например, космонавтом в детстве быть не хотелось?
— Космонавтом — нет, но мечтал быть машинистом, врачом, но так судьба повернулась — стал артистом.

— Какие самые яркие воспоминания детства?
— Все время, проведенное в самодеятельности, это достаточно яркий период. Меня никто не заставлял туда ходить, я занимался тем, что люблю. Я был счастлив играть в спектаклях. И если спектакль, скажем, начинался в 10 утра, я приходил к шести утра. Моя энергия, мое сознание тянули меня туда, очень хотелось, чтоб скорее подошло время выхода на сцену. Была какая-то ребячья нетерпимость, я ехал на первом автобусе, стоял под дверью, стучал дежурной. Она была добрым человеком, понимала меня, впускала. Это трудно объяснить, надо пережить, почувствовать, что такое хотеть выйти на сцену, хотеть быть в этой волшебной сказке, в этой фантастической иллюзии хотя бы два часа. Мой детский театр был для меня чем-то святым. Однажды к нам на гастроли приехали профессиональные актеры, привезли какой-то спектакль. Это было огромное событие. А мы, вся наша художественная самодеятельность, имели право прийти бесплатно. Пока ставили декорации, мы там ходили, я с восторгом смотрел на этих артистов, они мне казались чем-то невероятным, неземным. И вдруг я вижу — один из актеров взял наш огромный бархатный занавес за угол и начал натирать им свои лаковые туфли. Это на меня произвело настолько жутчайшее впечатление, что я не пошел смотреть этот спектакль. Это был удар реальности, который запомнился мне навсегда. Осталась какая-то обида, ведь нас учили относиться к театру со святостью.

— Вы легко поступили в театральное училище?
— В первый раз я перепутал сроки, опоздал, пришлось возвращаться домой. Через год я вернулся и поступил. Но не на актерское отделение, там был огромный конкурс, и у меня возник страх, что мне придется опять возвращаться, мне было бы это тяжело пережить. Поэтому я решил не рисковать и поступил на отделение клубной режиссуры. Проучился там год. Потом я играл в одной из театральных работ, и режиссер с актерского отделения увидел это, ему так понравилось, что он предложил мне перейти к ним. Я с радостью согласился. Конечно, опоздать на год на курс — это немало, потому что вначале дают самые азы. В клубной режиссуре и актерском отделении совершенно различные методики. Я поначалу чувствовал себя как не в своей тарелке, совершенно не понимал, что происходит, был невероятно закрепощен. И в конце семестра педагог сказал, что если я не ракроюсь, то нужно будет переходить обратно. И во мне опять сработало нежелание возвращаться. Нужно было подготовить несколько концертных номеров, и я подготовил номер, где играл очень смешного персонажа в одной из интермедий. И тут прорвался мой дар комедийного артиста, отсюда пошел отсчет моего осознанного актерства. Я исполнил очень много разных ролей в дипломных спектаклях, вплоть до того, что сыграл трагическую роль царя Федора Иоанновича. Создал себе амплуа трагикомического артиста. Закончил училище я с красным дипломом.

— Где Вам больше нравится — в театре или на телевидении?
— Я театральный актер. То, что я делаю в кино и на телевидении, очень далеко от театральных работ. Кино, сериалы требуют такого реализма, что аж скулы ломит, нельзя выскочить за эти рамки, нет времени, нет момента поиска. Все на потоке. К тому же сериалы — это однодневки. Они прошли, и о них забыли. Трудно сделать то, что ты хочешь. Но пока время сериалов.

— А Вам не кажется, что фильмы, которые сейчас снимают, на экранах выглядят несколько сыроватыми?
— Конечно, сыроватые — сроки, гонки. Раньше снимали за день эпизод на три минуты, а сейчас — на тридцать минут. Сериал — это такой жанр, где все делается быстро, бегом. Режиссер тоже ставится в определенные рамки, условия продюсерами. Там другие требования, режиссер, естественно, должен быть профессионалом. Плюс еще экстремальные условия, в которых он должен создавать продукт, за который не было бы стыдно. Вот, скажем, сериал "Исцеление любовью" шел под эфир с разрывом в 20-30 серий. Есть план, который, хоть застрелись, нужно выполнить. Сериал снимается не по порядку: могут быть отсняты сначала первая серия, потом двадцатая, сорок пятая. Потом нужно собирать. Так что слишком придираться не нужно. Во всяком случае, получается не хуже всех этих мексиканских сериалов.

— Какая из сыгранных ролей Вам была наиболее интересна?
— Я люблю своего Костю-психиатра. Сам по себе сериал "День рождения Буржуя" очень интересный. Мне очень нравилась работа (тоже по сценарию Юрия Рогозы) "Дух земли". К сожалению, этот сериал прошел как-то незаметно. Я редко быстро читаю сценарии, но этот я прочел на одном дыхании. И съемки проходили очень интересно, нам нравилось, что мы делали. Но почему-то не сложилось. Бывает, что когда фильм собирается, он вдруг начинает смотреться какими-то отдельными частями. А одного целого, к сожалению, не получилось. Мне нравятся мюзиклы. Первой моей пробой в этом жанре были "Вечера на хуторе близ Диканьки". Есть роли, которыми я не очень доволен, кажется, что мог сделать бы намного больше, интереснее. Хотелось бы, чтобы мои роли были больше по объему, но пока складывается так, что они небольшие, но яркие по характеру.

— Но ведь бывает так, что смотришь спектакль, и актер второго плана нравится гораздо больше главного героя.
— Да, и в кино тоже так бывает. Главному герою всегда сложнее, он должен вести свою особую линию, должен быть положительным. А я не люблю играть положительных героев. Театральные роли у меня все любимые. Потому что над ними постоянно работаешь, думаешь каждый день, пробуешь и так, и так, рождаешь характер.

— Их можно каждый раз сыграть по-разному...
— Ну, по-разному не сыграешь, есть же определенное направление. Но внутри него можно, естественно, допустить какие-то нюансы. Одному актеру можно это позволить, потому что у него есть чувство меры, такта, но есть артисты без чувства юмора, и им лучше идти по той линии, которая выстроена. Потому что если все начнут импровизировать вне рамок, то спектакль может сразу развалиться. Спектакль — это живой организм. Он также может болеть, переживать какие-то социальные катаклизмы, может иметь вторую жизнь. Потому что наша жизнь — социальная, политическая, — это год за два. Каждый день что-то меняется. И, когда зрители приходят извне в театр, акценты в спектакле могут меняться. Ты вдруг можешь увидеть, что они сегодня апплодируют совсем другим репликам, чем вчера.

— Какие-то курьезные ситуации во время спектакля у Вас случались?
— Конечно, бывали. У нас однажды артист, играющий эпизодическую роль, вышел на сцену с мобильным телефоном — забыл оставить. Он должен был сказать свои две несчастные реплики, и в это время зазвонил телефон. Это было очень смешно, хотя спектакль был серьезный. Он начал бить по карманам, пытаться что-то обыгрывать, думал, что никто этого не слышит и не видит. Но потом, слава богу, додумался уйти со сцены.

— А с Вами что-нибудь случалось?
— Конечно. Масса всего. Помню, играли спектакль, я честно стою на выходе с одной стороны сцены. А с другой стороны помощник режиссера вдруг мне что-то машет. Я ей показываю: "Что, кого-то нет на сцене, позвать?" А она все машет. Я побежал за каким-то артистом. Прибегаю, показываю — нет. А она мне: "Это ты должен был быть на сцене!"

— Тяжело совмещать работу в кино и в театре?
— Тяжело, конечно. Я сейчас в театре ничего не репетирую, играю старый репертуар. Был большой объем работы в сериале "Исцеление любовью", сейчас снимается "Отель у моря". Очень тяжело чем-то параллельно заниматься. Я такой человек, что если что-то играю в театре, то должен сосредоточиться только на этой работе, лишь тогда может быть настоящий результат. Если бегать туда-сюда, нет смысла этим заниматься. Если ты берешься за работу в спектакле, все мысли должны быть там до самой премьеры. Иначе ничего не получится. Поэтому я пришел к мысли, что в театре пока нужно сделать паузу, и руководство пошло мне навстречу.

Театр — это основа, это та земля, в которой мои корни. Я сделал антрепризный спектакль, который называется "Рокировка с гарантией, или Нас поменяли телами". В нем мы работаем вместе со Снежаной Егоровой, ездим по Украине, России, за рубеж. Кстати, я был в Америке, ехал в метро, ко мне подошла женщина: "Здравствуйте, возьмите мой телефон, я работаю в музее, приходите к нам". На Брайтон-Бич все магазины, видеопрокаты заполнены нашими фильмами, сериалами. Сейчас возить театральные спектакли, даже антрепризу — очень дорогое удовольствие. Потому что государство никак не помогает. В Киев еще как-то привозят более-менее качественную продукцию. А по Украине возят московских артистов, собирают сборники — без декораций, без ничего. Кто ездит? Бенюк с Хостикоевым, Роговцева, да вот и Горянский присоединился. Все остальные — смеси, сборники. Потому что не стимулируется ничего. Куча налогов, а как ты с периферийного зрителя можешь взять больше, чем он способен дать за билет? Приходится искать спонсоров, которые помогают хоть как-то передвигаться, а еще нужно какие-то деньги за работу артистам заплатить. Все очень дорого — афиши, автобус заказать, гостиница, аренда помещения. Государство еще требует три процента за гастрольную деятельность. Доплачивайте мне за то, что я везу качественный продукт, а не какую-то халтуру. Берите с зарубежных гастролеров и дайте своему, украинскому производителю! Реально умных законов нет. Увы. Поэтому уезжают талантливые режиссеры, продюсеры, артисты. И эстрады у нас никогда не будет. Потому что государство должно помогать.

— Кроме "Старого друга" Вам еще предлагали сниматься в рекламе?
— Предлагали. Но не на все согласишься. Мне нравился образ в рекламе "Старий друже", жаль что он не получил своего развития. Для продолжения было очень много интересных идей. Даже был снят пилот сериала, который назывался "Откройте другу", главным героем которого был персонаж из рекламы. Это действительно был образ очень социальный, не просто реклама водки. Реклама — сама собой, как говорится, не веревка виновата, что из нее петлю вяжут. Рекламировать водку, не рекламировать — все равно ее будут пить. Но помимо этого был человек, интересный персонаж. К сожалению, руководство той компании как-то странно себя повело, видимо посчитав, что успех уже схвачен за горло. А потом вдруг появился какой-то дорогой клип, в котором меня не было, был какой-то белобрысый человек, издали напоминающий меня и какой-то банальный сюжет.

По слухам, компания решила,что делает рекламу не водке, а Горянскому. Мне обидно, что этот проект, этот сериал ушел, потому что, на мой взгляд, он был очень перспективным. И в нем была бы скрытая реклама продукта, потому что и я ассоциировался с тем роликом, и в тексте были заложены фразы "Старый друг". Это было достаточно умно и ненавязчиво.

А история очень простая: обычный человек ходит на работу в филармонию, играет на флейте. Вдруг по пути на работу в троллейбусе у кого-то украли кошелек. И он как человек добрый, отзывчивый, во-первых, оплачивает билет за эту девушку, во-вторых, ведет ее к своему другу, который работает в милиции, просит его помочь. Когда девушка уходит, милиционер спрашивает: "Что ты мне ее привел, это же глухарь, такое не раскрывается. Если бы банк ограбили, убили кого-то — это работа". Тогда герой решает сам расследовать это дело. У него есть сын, и герой как бы перенимает всякие детские штучки, благодаря которым ловит настоящего преступника. Это очень смешно, но смотрится вполне реально, в общем, это надо видеть. Была написана прекрасная музыка. Но, к сожалению, не сложилось. Был интересный проект Екатерины Рождественской (она приглашает известных людей и делает фотографии-портреты с разных картин). В него были приглашены Богдан Ступка, Ада Роговцева, Вячеслав Вакарчук (изображал Тараса Шевченко — один к одному), я был в облике молодого Дюрера. Даже был Пако Рабан, он как раз в этот момент находился в Киеве.

— Вы легки на подъем?
— Знаете, интерес рождает энергию. Если что-либо интересно, то — да.

— Помимо работы, какие-то увлечения есть?
— Были, но сейчас есть семья, хочется уделить ей побольше времени. Семья — это моя жена Лариса и дочка Машенька, ей два с половиной года. Жена занимается бизнесом. Еще у нас есть собака.

— Где и как вы познакомились с женой?
— В театре. Она приходила на мои спектакли, потом в один из прекрасных дней ко мне подошли билетеры и сказали, что на выходе меня ждут, хотят что-то подарить. Я вышел и увидел Ларису с огромной картиной, которую она заказала у своей подруги.

— А что на ней было изображено?
— Достаточно философский сюжет — круговорот облаков, в этих облаках появляются разные образы... Это ее ощущения, которые она пересказала художнице, и та воплотила их на картине. С тех пор завязались наши отношения.

— Насколько изменилась Ваша жизнь после свадьбы, после рождения ребенка?
— Существенно изменилась. С рождением ребенка меняется все. Свой эгоизм, свои амбиции ты уже подчиняешь ребенку. Это удивительные ощущения. Происходит колоссальная переоценка ценностей, дом приобретает уже совсем другую энергетику, совсем другое состояние души. Ребенок — это чудо, это мечта. Мы каждый день познаем друг друга.

— А дочка у вас в театре была?
— Да, но не на спектаклях, а на елке. Она любит смотреть мультфильмы, мы ей показываем наши старые советские мультики. Еще планируем ее сводить в новый кукольный театр. Я очень хочу, чтобы у нее первое впечатление от спектакля было очень ярким.

— На экране она Вас узнает?
— Да, конечно.

— Жена заряжает Вас своей энергетикой?
— Конечно. По гороскопу мой знак — Рыбы. И для того, чтобы меня что-то зарядило, с моей стороны дожен быть огромный интерес. А Лариса — человек бизнеса. Бизнес не зависит от настроения, там каждый день нужно работать. И, когда у меня какие-то творческие депрессии, она удивляется: о какой депрессии может быть речь? Ведь у меня нет никакой материальной ответственности, не стоит нервничать, переживать. Она привносит в мою творческую жизнь больше реальности, оптимизма.

— Где Вы любите отдыхать?
— Зимой каждый год мы отдыхаем в Карпатах, катаемся на лыжах. У нас уже сложилась традиция. Летом любим путешествовать. Сейчас ездим меньше, потому что маленький ребенок.

— Вы сыграли много комедийных ролей. А в жизни Вы человек веселый? Любите устраивать розыгрыши?
— Со временем, честно говоря, все куда-то ушло. Это не только во мне, это какая-то общая тенденция. В театрах сейчас практически нет капустников. Ранше это была просто вторая жизнь театра. Розыгрыши на сцене тоже куда-то ушли. Завертел нас поток возможностей заработать на жизнь, достойно существовать. Сейчас нельзя отставать от какого-то уровня. Хочется, чтоб твои дети были нормально одеты, чтобы они посещали тот же кинотеатр. Элементарные вещи, на которые нужны деньги, и родителям приходится, помимо театра, искать другие возможности заработать. Театр, к сожалению, уже становится как хобби. Потому что он не дает возможности материально независимо существовать. Многие артисты занимаются серьезным бизнесом. Но, тем не менее, театр не бросают — это потребность души. И это говорит о том, что театр будет жить вечно.

— Что Вы можете пожелать нашим читателям?
— Может быть, это не совсем правильно, но я бы пожелал не смотреть все подряд. Пусть ваш выключенный телевизор говорит о том, что это вам не нравится. Тогда та сторона, которая это производит, это прочувствует. И поймет, что вы можете потреблять не все подряд. Что вы не мусорное ведро, в которое можно бросать все, что угодно и оно проглотит. Я хочу, чтобы было зрительское достоинство, и чтобы вы не позволяли никому его унижать.

Наталья Кряж